I’m burning up a sun, just to say goodbye.
О.Мой.Бог.
Я не могу еще спуститься с небес на землю, у меня в ушах звучит голос Пелитье, у меня перед глазами стоит его улыбка. (А еще я, кажется, единственная, кто называет его Пелитье, а не Пельтье). Мы летели с Катей домой, именно летели, я не чувствовала своего тела вообще, я даже боялась, что соскользни у меня с плеча фотоаппарат, я не замечу.
Мы сидели на далеком семнадцатом ряду, и за несколько дней до этого шутили, что, мол, пойдет Брюно в зал, и будет упорно-упорно идти до нас. Посмеялись, забыли. И вот этот чудо-человек поет Соборы..и идет. Идет-идет-идет! У нас не крайние места, но он остановился, время петь припев. Он смотрит на нас, точно не на мужика рядом, мы обе это знаем, и я, и Катя. Только я утверждаю, что он мне в глаза смотрел, а она, что ей. Наверное, обоим. Он затягивает припев, из меня лезет непроизвольная широкая улыбка, потому что улыбаемся мы хором, наши уголки губ были симметричны, я знаю. Кажется, у меня перевернулась что-то внутри. Пелитье такой родной, что в тот момент мне единственное, что хотелось, так это обнять его. А у него сверкали глаза, и была улыбка на пол-лица.
Катя сказала, что Брюно вел себя как пятнадцатилетний мальчишка. Вы только представьте: он пел, стоя на стуле, он сбегал даже на балкон! Он прыгал-прыгал-прыгал.. и как у него только дыхание не сбивалось? Он озарял все вокруг широченной улыбкой. А его "большой спасибо" сто миллионов раз - это чудесно. И самое-самое, до слез на глазах:
"Мы приехали из далека, чтобы петь. И мы будем петь!"
Они с командой отпели два часа без перерывов, а потом вернулись на еще одну песню. Честно, я не могу сообразить, что это было, но, казалось, за время ее звучания я вспомнила все самые щемящие моменты жизни.
А потом мы с Катей и толпой минут тридцать или сорок стояли и ждали. Дождались.. Там была огромная толпа- и вы только представьте!- он дал автографы всем-всем. Катя раздобыла для нас целых два, а я в это время фоткала. А один мужчина прокричал: "Гару фо ю!". Потом вовремя одумался и начал извиняться, а Брюно смеялся так искренне. Этот живой коридор увел Пелитье не к той машине даже, но именно в этот момент он вырос ровно передо мной, что я впала буквально в ступор. Счастливый ступор.
В голове пульсирует мысль, что так не бывает, такого эйфоричного счастья.
Но нет, Брюно Пелитье по-настоящему улыбался мне.

И толпа.
Я не могу еще спуститься с небес на землю, у меня в ушах звучит голос Пелитье, у меня перед глазами стоит его улыбка. (А еще я, кажется, единственная, кто называет его Пелитье, а не Пельтье). Мы летели с Катей домой, именно летели, я не чувствовала своего тела вообще, я даже боялась, что соскользни у меня с плеча фотоаппарат, я не замечу.
Мы сидели на далеком семнадцатом ряду, и за несколько дней до этого шутили, что, мол, пойдет Брюно в зал, и будет упорно-упорно идти до нас. Посмеялись, забыли. И вот этот чудо-человек поет Соборы..и идет. Идет-идет-идет! У нас не крайние места, но он остановился, время петь припев. Он смотрит на нас, точно не на мужика рядом, мы обе это знаем, и я, и Катя. Только я утверждаю, что он мне в глаза смотрел, а она, что ей. Наверное, обоим. Он затягивает припев, из меня лезет непроизвольная широкая улыбка, потому что улыбаемся мы хором, наши уголки губ были симметричны, я знаю. Кажется, у меня перевернулась что-то внутри. Пелитье такой родной, что в тот момент мне единственное, что хотелось, так это обнять его. А у него сверкали глаза, и была улыбка на пол-лица.
Катя сказала, что Брюно вел себя как пятнадцатилетний мальчишка. Вы только представьте: он пел, стоя на стуле, он сбегал даже на балкон! Он прыгал-прыгал-прыгал.. и как у него только дыхание не сбивалось? Он озарял все вокруг широченной улыбкой. А его "большой спасибо" сто миллионов раз - это чудесно. И самое-самое, до слез на глазах:
"Мы приехали из далека, чтобы петь. И мы будем петь!"
Они с командой отпели два часа без перерывов, а потом вернулись на еще одну песню. Честно, я не могу сообразить, что это было, но, казалось, за время ее звучания я вспомнила все самые щемящие моменты жизни.
А потом мы с Катей и толпой минут тридцать или сорок стояли и ждали. Дождались.. Там была огромная толпа- и вы только представьте!- он дал автографы всем-всем. Катя раздобыла для нас целых два, а я в это время фоткала. А один мужчина прокричал: "Гару фо ю!". Потом вовремя одумался и начал извиняться, а Брюно смеялся так искренне. Этот живой коридор увел Пелитье не к той машине даже, но именно в этот момент он вырос ровно передо мной, что я впала буквально в ступор. Счастливый ступор.
В голове пульсирует мысль, что так не бывает, такого эйфоричного счастья.
Но нет, Брюно Пелитье по-настоящему улыбался мне.

И толпа.